«Можешь выбрать три слова, которые могли бы охарактеризовать тебя, твою жизнь?» — спрашивает ведущий.

«Пусть это будет калейдоскоп, шторм, сумрак».

В ходе творческой встречи в РГБМ актёр, музыкант и автор книги «Дни Савелия» Григорий Служитель перелистывает разные страницы своей жизни: говорит о своих педагогах и театре, о писательском опыте и отдельных важных переживаниях.

Действительно, это словно заглядывать в окошко калейдоскопа: «У меня такое чувство, что я нахожусь постоянно в движении, в какой-то динамике, какой-то паттерн постоянно рассыпается, складывается», — признаётся Григорий.

«Дни Савелия» — это история кота, который всматривается в жизнь почти с человеческим ощущением уходящего времени. Кот Савелий тоже находится в потоке постоянной смены впечатлений и внешних обстоятельств. Вспоминает ушедшее дорогое и ставит риторические вопросы ещё не пришедшему будущему.

Но появление на свет романа — это замедление времени. Григорий подчёркивает, что, в отличие от профессии актёра, работа писателя «предполагает концентрированное одиночество», потому что лучшими учителями выступают книги. Мы, конечно, поинтересовались тем, какие книги произвели на автора большое впечатление.

— В детстве вы много читали?

— Я не могу сказать, что читал запоем, но литература и чтение для меня уже с раннего возраста стали значить довольно много. Читать я любил всегда, не то чтобы это для меня был эскапизм и я сбегал от реальности в книги — таких детей много было, себя я к таковым не отношу — но я действительно постоянно читал, любил это и какие-то книги пронёс через всю жизнь.

— Какие, например?

— Например, «Легенды и мифы Древней Греции». Я очень любил Вальтера Скотта — «Айвенго», «Роб Рой». «Капитанскую дочку» я перечитываю буквально каждый год и каждый раз умудряюсь что-то новое для себя открыть.

— «Капитанская дочка» — это интересно, как детское чтение.

— Я уже лет в десять её прочел, там ничего такого страшного нет. Безусловно, есть граничащие с натурализмом описания, но, по сравнению с тем, что пишут сейчас, вполне «вегетарианские».

— Смогли бы вы выделить три любимые книги, которые нравятся вам сейчас?

— Сейчас я могу назвать «Любовь во время чумы» Маркеса, «Другие берега» Набокова и, может быть, «Жизнь и мнения Тристрама Шенди» Лоренса Стерна.

— Вам больше нравится читать книги в электронном или в бумажном виде?

— Вы знаете, у меня сейчас происходит так: если я вижу, что вышло что-то новое и, судя по всему, достойное внимания, то я скачиваю это в любом случае — если я это прочитываю и книга мне действительно нравится, то я обязательно куплю её в бумажном варианте.

— А что насчёт библиотек?

— В библиотеки я в качестве читателя прихожу со своими книгами, очень редко беру их там.

— То есть вы пользуетесь культурным пространством библиотеки?

— Да, намоленным пространством библиотек. Я очень рад тому, что сейчас происходит с ними: какое-то новое движение, много молодёжи.

— Если говорить о вашей книге, вы бы хотели, чтобы её экранизировали?

— Я бы очень хотел, чтобы её экранизировали. Другой вопрос, что я сам не режиссёр и не очень представляю, как всё можно сделать, но верю, что если классный режиссёр, заинтересованный в проекте, за него возьмётся, он придумает какой-то образ, решение — я был бы рад, особенно если это была бы анимация. В формате мультфильма я это вижу и думаю, что это самый подходящий жанр. Он допускает условность, которую кино вряд ли позволит.

— В одном интервью вы сказали, что утраты и потери — это сквозной мотив вашего произведения. Как вы думаете, счастливый финал — он возможен без утрат?

— У меня были разные варианты того, как закончить книгу. Я менял финалы — он был открытым в какой-то момент — но понял, что для этой истории всё-таки самым логичным, самым правильным было бы закончить книгу так, как я её закончил. Можно было бы сделать облегчённый, «лайтовый» финал, но мне кажется, это было бы неверно — при том, что это не «Белый Бим Чёрное ухо», я не собирался давить на жалость. Люди плачут в конце, и это естественно: в целом наша жизнь — все знают, чем заканчивается, так что ничего там такого ужасного нет. В том жанре, который я выбрал для книги, это был самый подходящий вариант.

— Чему научил вас ваш герой?

— Он ничему меня не научил, я вообще со скепсисом отношусь к литературе, которая должна чему-то учить. Муки творчества были, над вымыслом слезами обливался — вот этому он меня научил, мой герой: я понял, что со своим выдуманным персонажем можно дружить, он становится родным существом, которое ты очень любишь. И что лучше писать про то, что ты сильно любишь.

— Но это должен был быть именно кот, не собака?

— В моём случае это логично — это кошачья история, хотя собака там фигурирует, но в целом я кошатник и было важно, что история представлена именно через призму восприятия кота. Если относиться к этому более абстрагированно, там речь, конечно, идёт не о коте, а вообще о любом живом существе, о том, что мы все разделяем одну большую судьбу.